Здесь на берегу живописного пруда сохранился каменная мельница, принадлежавшая Тышкевичам.

Здесь кое-где сквозь асфальт просматривается старая брусчатка.

Здесь еще остались нетронутые старосветские двухэтажки. И даже здание добротной каменной синагоги на берегу Березины, где сейчас размещается управление СПК.

Старый краевед Иван Выдрицкий выступил моим проводником.

— СПК здесь располагается в этом здании.

— Это синагога?

— Была синагога. Такую же синагогу было дело. Местные жители разобрали на кирпич. Один фундамент остался. Колодец стоит с тех пор ещё. Хорошая вода была.

80-летний господин Выдрицкий на всю жизнь запомнил 42-й год.

— В 42-м году, как и везде по России, стали расстреливать евреев. В воскресенье за завтраком я, брат и отец услышали пулеметные выстрелы. Я заинтересовался — а что такое? Оказалось расстреливали евреев. А накануне я бегал недалеко от еврейского кладбища и видел канаву длинную. Высотой метра два и шириной где-то метра полтора. Я даже туда лазил! Не представлял, что такое потом может быть! А как пошёл в воскресенье посмотреть, что там — то все разошлись, кто выполнял эту операцию. И земля ходила ходуном. Кого мертвым, кого полуживой засыпали песком. Расстреляли наших евреев.

В Городке даже есть свой этнографический музей.

Где среди полотенец и прялок моё внимание привлекли довоенные польские учебники географии. С картами Польши от моря до моря.

А также фотографии старого Городка. С высоким костелом.

Ванда Викентьевна Калыско, резвая, юморная старушка, не может простить партизанам сожженного костёла и разрушенных улиц городка.

— Немцы отступали, и ни одного дома не спалил отступая. Прилетели эти придурки из деревень, алкоголики разные в лес попрятались. У них ни радио не было, они не знали, где война, в каком месте фронт идёт. И соизволили. Пожгли. Что немец вернётся, и ему тут деться негде. А потом — «немцы сожгли». Никакие не немцы. Жгли наши пропойцы из деревень. Весь Городок. Такие дома были еврейские хорошие. И люди хорошие. Соседи.
Кстати, понятия «партизан» и «бандит» старая Калыско вовсе не отождествляет.

— Налетают, наживались и летели в пущу со своими барышнями.

— Ну надо же им было что-то есть.

— Есть — это одно. Было несколько настоящих партизан. Пленных оставшихся. Приходит. «Может, хозяйка, есть во что переодеться и поесть». А эти прилетали. Детскую одежду, постель. Что было в доме — всё гребли под гребёнку.

Я не раз слышал, что деревянные туалеты в белорусских деревнях появились только во время оккупации. Но не давал этому веры. Да вот что рассказала госпожа Ванда о немецком цивилизационном вкладе в белорусскую культуру.

— Я помню, это было. У евреев не было. Они были очень чистые, очень аккуратные. А наш белорус … Может, что бедновато жили. Пошли за сарай, справили нужду, свиней выпустили. Как пришли немцы — всё. Если у тебя нет туалета, то он тебя так вычистить! Через голову резиной. Что же ты за хозяин такой, заразу разводишь! И они заставляли сделать обязательно. Давали срок. Чтобы за неделю был туалет. Нет досок? Пойди нарежь. Леса бери сколько хочешь, бесплатно.

Довоенные времена старая Ванда вспоминает, как какую то сказку. И конец той сказке для неё, как и для многих западников, положил 39-й год.

— День и ночь работали. Всё имели. Никто нас не трогал. Пока война не началась, пока русские не пришли. А русские пришли — и до конца дней ничего тут хорошего нет. Ой, что творилось! Как пришли русские, обозы ушли. И люди такие бедные. Они ни черта не имели. Почему они их хватали? Шли и шли подводами. Морозы были сорокаградусной. Детки маленькие. Сколько повывозили людей! Обозы шли. Глядишь через оконце и ждёшь, может, завтра нас повезут. А сколько их умерло в Сибири. Вот вам и русские, вот вам и немцы. Ещё больше давили, чем те немцы.

— А мы снова интегрируем с Россией. Вы в курсе?

— В курсе. Сейчас опять в магазинах будут только вымя и копыта.

Мария Иосифовна Вороняева, самая старая жительница городка. Ей скоро 86. Но и она не помнит, что в двадцатые годы здесь действовала белорусская гимназия.

— Здесь, в Городке была еврейская школа. А белорусской не было. Только была гимназия в Радошковичах. Потом её закрыли. Мой брат старший там учился. В белорусской гимназии. А потом приехал, я запомнила, с чемоданом зашёл и говорит — всё, гимназию закрыли. Мама заплакала. Никаких белорусов поляки не признавали. Во всех деревнях все говорили только на белорусском языке. А они всё равно. Только польский.

— А не доходили слухи из прошлого, из 19-го века про Дунина-Марцинкевича, про Камиллу?

— Об этом я слышала. О дочери. Что она здесь школу открывала.

Семья Марии — семья партизанская. Она сама год провела в партизанском лагере. Мне показались очень интересными её рассуждения по поводу массовости партизанского движения в Беларуси.

— Что было? Питаться нужно было партизанам. У бедных, по-моему, они не брали. Только у зажиточных и которые были противниками, которые за немцев. А знаете, как эти партизаны появились? Немцы как шли здесь и занимали Беларусь, они же окружали целые дивизии. И столько было пленных. И все эти пленные пошли по деревням. В каждом доме был пленный. В каждом. Которые более состоятельные, использовали их для работы. На мой взгляд, откуда так партизанщина развелась в Беларуси? Они советов боялись. Что они ответят за то, что попали в плен. Так они все стали собираться в партизаны. А так никакой партизанщины и не было бы. Не такие уж белорусы активные вояки были. Они привыкли на земле, спокойные такие. А тут получилось так, что больше и больше шли. Ведь немцы преследовали. Уже под конец вся молодежь пошла. 16-ти, 17-ти лет. Перед освобождением Беларуси.

В Городке коренное население всё больше заменяется столичными дачниками. Но попадаются и такие, кто приехал сюда на постоянное жительство совсем издалека. Среднего возраста улыбающийся хозяин, который колол дрова на своём дворе, представившийся Иваном, 23 года назад он бросил родной Архангельск ради белорусской жены. Работает на «Молодечномебель».

— Колхоз есть. Но что толку? Если зарплаты нет ни фига? Остались только те, кому деваться некуда. А кто был умнее, все те поуходили. Пасс коров весь день. А деньги-то надо. У меня трое детей, я искал подработку. Где можно, я там. Кое как вытащили детей. Сейчас уже легче.

На вопрос, среди какого народа живется уютнее, Иван ответил, как философ. — Различия в принципе нет. Если сам человек контактный, он сам таких людей ищет. Если он хороший, он хороших ищет. Когда злой, то он везде их найдет. Будь то в Америке, будь то в Азии. Человек ищет себе подобных. Будешь хорошим, то и к тебе будут хорошо относиться.

Дмитрий Бартосик

Ссылка источника