Примечание переводчика: Я позвонил Яфе в Кфар-Сабу и был поражен её кристально чистой памятью событий из её прошлого. Когда я сказал ей, что брат моего деда (Меир) также жил в Кфар-Сабе и что его зовут Натан Гуревич, она признала его своим соседом, которого она очень любила. Она рассказала много точных деталей о его жизни. Она рассказала мне, что жена её двоюродного брата Авраама Эвена Шошана также прибыла из штетла Куренец, где родился Натан и Меир Гуревич. Яфа пишет стихи, и один из её стихов о партизане можно найти в книге Изкор Воложина.

Справочная информация

Бабушка Яфа родилась в 1924 году в местечке Городок. В этот промежуток времени (1921-1939 гг.) Городок считался частью Виленской области, а Виленская область принадлежала Польше. Сегодня он отделяется границей от города Вильно (Вильнюс) в Литве. Городок находится на территории Беларуси.

Моя бабушка – пережила Холокост, дочь Дворы и Иосифа Лидских, которые оба были жестоко убиты нацистами и их сотрудниками во время резни в Городке летом 1942 года. Они были убиты со многими другими еврейскими членами общины в Городке, в основном со стариками и детьми. Двора и Иосиф имели четырёх сыновей (Рафаэль, Майкл, Шауль и Элиягу) и двух дочерей. Только Яфа и двое её братьев пережили холокост (один из них был Рафаэль, который до войны перебрался на Землю Израиля).

История Яфы

Дни моего детства были полны счастья, окутанные любовью и воспитанием семьи. Наша семья была любима и очень уважаема в общине. Наша бабушка, Сара Хана Гуревич, очень нас избаловала, а наш отец Иосиф отождествлял себя с сионистским движением со всей его сущностью и душой. В нашей общине мой отец был известен тем, что был более прогрессивным и непредвзятым. Рожденный в традиционном фоне в близлежащем штетле Лиде, он получил образование в знаменитой Воложинской иешиве. Он познакомился с моей матерью Дворой урождённой Гуревич во время посещения Городка в то время, когда он посещал иешиву Воложина. Он воспитывал нас с сильными ценностями сострадания ко всем людям, уважением к нашим традициям и истории и любовью к земле Израиля. Он был очень вовлечён в общественную работу и уделял много времени и сил на пути улучшения общины, особенно в отношении образования детей. Он много сделал для создания школы Тарбут и был первым учителем иврита в Городке.

Его великая любовь к ивриту и сионизму впервые зажёг его дядя Розенштейн, отцец Авраама Эвена Шошана. Авраам (1906 – Минск, 1984 — Иерусалим) был еврейским лингвистом и лексикографом, лауреатом премии Израиля (1978) и премией Бялика (1981). На моего отца также сильно повлиял поэт Бялик, ещё один ученик Воложинской иешивы. Он встретил Бялика и часто говорил о нём. Его преданность воспитанию детей была решительной, и он часто ездил в Вильно в поисках отличных учителей иврита для обучения детей в Городке.

Семья моей матери (Гуревич) жила в этом районе в течение нескольких поколений. Её семья была очень набожной и тщательно соблюдала все традиции. Она была очень необычной и способной женщиной, которая могла обеспечить свою семью. Она днями трудилась и перебарывала невзгоды, обеспечивая свою семью. Она была гордой матерью с большим достоинством, добросовестностью и уверенностью. Её сила была непоколебимой, и ничто не могло сломить её дух даже в худшие времена. Она посвятила все свои силы до последнего вздоха для улучшения уровня жизни своих детей.

Городок был живым идишским штетлом, наполненным традиционными и прогрессивными еврейскими институтами. Были синагоги, банк и общество Гмилут Хесед, институт с беспроцентным кредитом. Помимо этого, была школа Тарбут, где большинство предметов преподавалось на иврите. Было много спортивных и культурных мероприятий для досуга молодежи. Было несколько групп сионистских молодежных движений, таких как Хашомер Хатзайр, Бней Акива и самый популярный в Городок, Бейтар. Как и все мои сверстники, которые посещали Тарбут, я тоже присоединился к Бейтару. Все мои братья участвовали в спортивных и других мероприятиях. Мой старший брат Рафаэль стал Халуц и смог сделать Алию в Эрец Исраэль. Семья надеялась, что он станет первопроходцем, и мы ждали, что последуем за ним в Израиль, как только мы получим наши сертификаты. К сожалению, как только мой брат Майкл отправился в Эрец Исраэль, Германия вторглась в Польшу. Несмотря на то, что он уже отправился на корабль, он был вынужден вернуться в Городок.

Война

По соглашению между Гитлером и Сталиным наша часть Польши (восточная часть) была присоединена к Советскому Союзу в сентябре 1939 года. Как только район был захвачен Красной Армией, любые действия сионистов были запрещены. Еврейская школа Тарбут стала государственной школой. Мой отец, с помощью моих братьев Элиягу и Майкла, вырыл глубокую траншею на заднем дворе и похоронил еврейские книги, Гемару, некоторые учебники и сионистские флаги. Они знали, что, если советские власти натолкнутся на такие книги в нашем доме, они, несомненно, выселят нас в Сибирь.

Для многих жизнь при советской власти стала хуже, так как они считались врагами режима. Тем не менее, мы чувствовали себя в относительной безопасности, особенно когда беженцы начали прибывать из западной части Польши (под нацистской оккупацией) и рассказывали ужасные истории об убитых евреях. В июне 1941 года Германия напала на Советский Союз. Мой брат Шауль сбежал на восток, вглубь территории СССР, в тот день, когда первые нацистские войска вошли в Городок. Мы никогда не были уверены, что же произошло с моим братом Шаулем. Возможно, он умер во время своего побега. Ходили слухи, что он умер от взрывчатки. Ничего не было известно.

Нацисты ворвались на мотоциклах, они носили форму и железные шлемы, украшенные черепами. Они собрали всех евреев и выбрали людей из еврейской общины, чтобы сформировать Юденрат. Вскоре были указания, что все евреи, без исключения для всех, включая детей и женщин, должны были носить отличительные метки на одежде, как на спине, так и на груди. Это была жёлтая звезда, которую носили, чтобы показать, что мы являлись социальными меньшинствами. Евреям не разрешали ходить по тротуарам, а только по улице с домашним скотом. Это делалось для того, чтобы унизить и сломить их дух. Мы осознали, что наш мир начал рушиться под нашими ногами и вокруг нас. Мы были очень напуганы, и мы почувствовали, что наше будущее будет наполнено опасностью и трагедией. По указанию немцев нас принуждали к каторжным работам, таким как вырубка деревьев, дорожное строительство и т. д.

В близлежащем городе Красное они создали немецкий трудовой лагерь, а пятьдесят женщин из Городока были доставлены туда, чтобы работать на железнодорожных линиях. Присоединились другие еврейские беженцы из других городов; они избежали массовых убийств в других общинах. Христиане из других городов рассказали нам, что в некоторых районах, таких как Молодечно и Воложине, все евреи были убиты. Немцы продолжали требовать выплаты от Юденрата. Эти выплаты должны были быть в долларах или золоте, и у евреев не было иного выбора, кроме как быстрее заплатить, потому что всегда был риск, расплатиться своей собственной жизнью. Юденрат всегда призывал нас платить как можно больше, чтобы спасти себя. С другой стороны, они предположили, что молодёжь может попытаться убежать, поскольку знали, что они создадут будущее. Но куда мы могли убежать? Немцы продолжали наказывать нас и постоянно унижали. Они отобрали всё, что у нас было.

Гетто

Однажды немцы объявили, что все мы должны были жить в небольшом районе. Мы должны были немедленно покинуть наши дома, чтобы перебраться в гетто. Нам дали всего несколько часов, и с несколькими матрасами и одеждой мы ушли из своих домов. Даже в наших худших кошмарах мы не представляли, что нам придётся жить в таких условиях. Мы постоянно голодали, нас унижали и пытали. Мы жили в маленькой тесной комнате с другой семьей, и это было ужасной клаустрофобией, и еда, которую мы принесли из дома, исчезла очень быстро. Мы постоянно находились на черте голода. Предвидя день ликвидации, мои братья Элиягу и Майкл тайно построил убежище. Им было поручено вырубать деревья в лесу, поэтому время от времени они приносили нам пищу, которую они могли достать из деревень. Они уходят на несколько недель, а затем возвращаются.

Многие люди заболели от плохих гигиенических условий в гетто. Однажды мать велела мне снять желтый знак и ползти под забором (чтобы принести еду). Невзирая на смертельную опасность, я покинула гетто. Я должна была пересечь реку, и я поплыл на другую сторону, держа в руках заветное серебро моей матери над водой. Я должна была обменять золото на продукты. И вот я добралась до дома христианки, которая была подругой моей матери. Когда она увидела меня и моё ужасное состояние, она крестилась и плакала вместе со мной. Она дала мне мешок с едой, и со слезами на глазах провожала меня взглядом до реки. Она попросила меня быть очень осторожной. Когда стемнело, я поплыла через реку и проползла назад под забором, чтобы вернуться в гетто. Мои родители были рады увидеть меня и что со мной всё хорошо. Они очень беспокоились во время моего отсутствия. В другой раз, когда мы больше не могли терпеть голод, мой отец отправил меня в другую деревню к христианину, которого он знал. Когда я добралась до места, отец этого человека дал мне картошку, хлеб и сыр и помог мне вернуться в гетто. Спустя некоторое время, гетто был окружено многими охранниками, которые очень страшно выглядели. Любые попытки покинуть гетто стали очень опасными. Только судьба берегла нас. Мать очень волновалась и всегда наблюдала за нами. Она никогда не спала. Однажды утром она разбудила нас всех криком. Танки и немцы, вооруженные до зубов, окружили гетто. Она закричала: «Несомненно, это время ликвидации евреев!». Она приказала нам: «Дети, бегите быстро!». Она вытащила из своего платья четыре золотые монеты и раздала каждому из нас по монете. «Возможно, эти монеты помогут вам выжить». Она предложила спрятаться в нашем старом доме, затем поцеловала нас на прощание и мы расстались навсегда.

Золотая монета, которую Яфа сумела сохранить при себе на протяжении всего её спасения, была подарена ей её матерью Дворой Лидский Целль.

Из последних сил я добежала до нашего старого дома. Используя верёвку, привязанную к крыше, я смогла добраться до чердака. Из крошечного окна на чердаке я могла видеть ужас, но в основном слышала только крики и вопли. Я видела грузовики, заполненные маленькими детьми, которых везли на смерть. Многие люди были убиты на месте, а их тела были выброшены на дорогу. Я слышала, как солдаты говорили: «Все уничтожены». Наконец, когда через несколько часов наступила мёртвая тишина, я спустилась к дому и медленно поползла по лугу к реке. Я подумала, может быть, мне нужно просто утонуть, поскольку у меня нет причин выжить. Но слова моей матери пришли ко мне. Может быть, в другом месте был более чистый мир. Я продолжала плыть, и внезапно я почувствовал острую боль в подбородке. Я думала, что это рыба, но когда я коснулась подбородка, я достала пулю из моей шеи. Немецкий солдат подстрелил меня.

Я продолжала плыть и доплыла до моста. Я попыталась добраться до моста, и внезапно чьи-то руки подтащили меня. Это был шойхет (ритуальный забойщик скота) из деревни. Он сказал мне, что немцы отобрали тех, кто выжил и был трудоспособен в трудовой лагерь в Красном. На протяжении всего этого времени, он оплакивал, членов своей семьи, которые погибли в тот день. Ужас переполнял меня, я встретила свою плачущую десятилетнюю сестру Рахель (Риша). Я узнала, что мой брат Элиягу и Майкл были пойманы немцами и переведены в лагерь вместе со многими молодыми людьми из Городока. Я также узнала от него, что пожилые люди были сожжены заживо. Они подожгли синагогу, а многие другие были расстреляны около большой ямы, вырытой на склоне холма. Большая часть имущества евреев была разобрана христианами из этого района.

Когда мы прибыли в Красное, они поместили нас в большую комнату с парикмахером. Нам пришлось снять одежду и побрить головы. Каждый из нас был полностью очищен. Была большая куча одежды, принадлежащая людям, которые были убиты раньше, и они позволили нам выбрать одежду из этой кучи. Они вытащили из одежды всё золото и серебро. Нам пришлось спать на нарах из деревянных досок с матрасами из соломы. Каждое утро была перекличка, и вместо имён у нас были номера. В лагере в Красном было много бараков из дерева. Некоторые бараки были для русских военнопленных, для мужчин и для женщин.

Мне было трудно найти смысл жить дальше, так как я потеряла своих родителей. Они ждали смерти. Условия были трудными, а пытки и унижения были ужасными. Каждый день мы уходили на работу, строили железною дорогу с тачками, заполненными песком. Так мы пережили месяцы боли и страха. Мы прибыли в Красное летом 1942 года. Пришла зима, и ситуация стала невыносимой, так как мы получали пищу только один раз в день. Однажды утром меня вызвали в штаб-квартиру, и я была очень напугана, не зная, о чём меня будут спрашивать. Когда они спросили меня, где мои братья мои ноги задрожали. Я ответила, что их, возможно, убили, но если бы я знала точно, я бы дала понять им. Они продолжали бить меня по спине и кричать на меня. Наконец, они позволили мне вернуться в казарму. Все знали, что мои братья присоединились к партизанам. Только я не знала об этом.

Через месяц, местный полицейский сказал мне, что мой брат Элиягу был хорошим другом его брата. Элиягу прислал мне еду и письмо на иврите. Письмо было наполнено словами поддержки и что при первой же возможности они вытащат нас отсюда. Я продолжала думать, что, может быть, они пытались обмануть меня, а затем сообщить мне. В пакете был хлеб, мёд, сыр, и я поделилась с другими женщинам. Поскольку у нас не было ножей, я разрезала хлеб стеклянными осколками. В эти моменты я была наполнена счастьем и надеждой, возможно, у нас будет будущее. Вскоре после этого я получила ботинки от брата, но когда немецкий солдат увидел меня в них, он приказал мне снять их, сказав, что евреям не разрешают носить ботинки. Вместо их он принес мне деревянные башмаки, и тряпки, чтобы обмотать ноги. Всё это время я чувствовала, что кто-то наблюдает за мной, чтобы посмотреть, не брошу ли я моего брата. Будучи настолько боязливой, мне было трудно спать по ночам. Однажды ночью я, наконец то заснула, и во сне я отпраздновала Пасху с отцом. На следующий день я рассказала об этом людям из моего города, и один человек интерпретировал это. Мне было необходимо немедленно бежать, так как немцы планировали убить меня, чтобы наказать моих партизанских братьев.

Побег

В ночь на Сильвестра (Новый год 1943 года) я стояла у окна станции и слышала, как немцы рассказывают о своих планах провести праздник с молодыми девушками из деревни. Они планировали много пить. Я хорошо говорила по-немецки и понимала, когда вошёл полицейский, и сказал, что станцию оставить станцую не проблема, так как никто из евреев не попытается убежать. Он также сказал, что это не имеет значения, поскольку они планируют вскоре ликвидировать всех. Недолго думая, я решила воспользоваться этим моментом, пока ворота были открыты. Мы с сестрой сняли наши жёлтые знаки, и мы сбежали из лагеря. Это была очень холодная ночь, и постоянно шёл снег. Я понятия не имела, куда нам идти. Я почувствовал странное утешение в том, что, если они будут стрелять в нас, это будет со спины без особых пыток. Снег был очень глубокий, и мы всё время застревали. Моя младшая сестра всё время падала в сугробы и горько плакала. «Куда мы идем?» — закричала она. Мы были измотаны после ночи бесконечных падений в снег.

Когда мы добрались до окрестностей Городка, я продолжал прикасаться к монете, которую дала мне моя мать, как будто это был какой-то талисман, который спас бы меня. Я пришла в деревню и увидела христианку, стоящую рядом с колодцем. Я подошла к ней, и она сказала мне, что она сестра священника из Городока. Когда я сказала ей, кто я такая, она перекрестилась и заплакала счастливыми слезами. Она сказала мне, что мои оба брата работают, но они, несомненно, будут рады услышать о нашем побеге. Она принесла нам хлеб и молоко и объяснила маршрут, которому мы должны были следовать. Нам необходимо было идти прямо, а затем повернуть направо, а затем вверх и вверх, а затем, наконец, когда мы достигнем хутора на вершине холма, мы окажемся в безопасности. Когда мы прибыли, я услышал голоса людей, говорящих на идиш. Я постучала одним деревянным башмаком, который у меня остался. Другой мой башмак был потерян в снегу.

В доме сидели несколько молодых людей с оружием. Когда они открыли дверь, я рухнула от изнеможения, и всё, что я могла сказать, это то, что немцы преследовали меня. Христианка обняла и успокоила нас. Её муж Басма был другом моих братьев. Он сказал, чтобы мы не переживали и мои братья скоро вернуться. Они отправились искать меня, так как им стало известно, что две девушки бежали из лагеря. Наконец, вернулись мои братья, и они были очень счастливы. Я очень гордилась, видя, что они носят оружие. Они выглядели такими сильными и гордыми. Мои братья были бойцами, и спустя всего этого времени разлуки они вернулись ко мне. Я была слишком взволнована для долгих разговоров, поэтому мы с сестрой пошли спать в подвал, накрывшись тёплыми одеялами. На следующее утро им было трудно разбудить меня. Наконец, после стольких ночей, я смога спать без забот. Когда я проснулся, я забыла, где я нахожусь, и спросила, где я могу получить инструменты для работы по уборке снега. Достаточно скоро я привыкла к этой свободе, которую почти на два года отняли у меня.

Мы получили много любви от семьи Базлан, христианских людей, которые помогли нам. Они были очень хорошими людьми, и для нас, они были Праведники. Мы хорошо питались, и мы оставались с ними на протяжении шести недель, пока не поправились. Мои братья и партизаны были очень счастливы и горды, что я и моя сестра пережили гетто и лагерь. Затем они решили взять нас в лес вместе с ними. Они чувствовали, что там нам будет безопаснее. В лесу мы почувствовали свободу от ужасов лагеря. Партизаны дали моей сестре и мне некоторые небольшие поручения, такие как чистка винтовок и другого оружия. Мы также выполняли другие более женские задачи, такие как приготовление пищи, уборка и стирка. Мы жили жизнью под открытым небом. Мой брат Элиягу был единственным еврейским партизаном среди одиннадцати специальных разведчиков. Он был очень храбрым и принимал участие во многих боях, а также в секретных операциях, таких как подрыв железнодорожных путей нацистских солдат. Мой брат Майкл был командиром партизанского отряда, а также он принимал участие в диверсии вражеских эшелонов и мостов, зачисткой леса от немцев. Они очень поддерживали друг друга, и все мы говорили на иврите друг с другом в надежде пережить войну, чтобы мы могли иммигрировать в землю Израиля.

Таким образом, жизнь продолжалась мирно до одного дня в 1943 году, когда немцы начали большую блокаду против партизан. Они увидели, что они проигрывают войну. Тысячи немцев, которым помогали украинские и литовские коллаборационисты, распространялись по всему лесу. Они начали методическую миссию по поиску партизанских лагерей и истреблению их. Они окружили лагеря и осаждали лагеря в течение нескольких дней. Многие молодые храбрые партизаны были убиты. Среди них были молодые евреи, пережившие гетто и лагеря. Тем не менее, многие смогли прорваться через блокаду и сбежать глубоко в лес. Среди них были и мои братья. Мы убежали в глубокий лес. Все лагеря, которые немцы смогли обнаружить были уничтожены. Тот, кто остался, бежал во все стороны, и они стреляли в нас со всех сторон. Мой брат Элияху поднялся на дерево, чтобы осмотреть эту местность, поэтому немцы его не видели и ушли. Так он и выжил. Я бежала к болоту относительно далеко. Я не знала этого района, поэтому я подумала, что если всё остальное не удастся, я смогу просто утонуть в воде. Грязь была, к счастью, слишком густой, и я не утонула. Я наносила грязь на лицо и тело, чтобы замаскировать себя. Я видела, как немцы приближались ко мне, и я слышала, как они ругались, потому что вокруг болота был ужасный запах. Они прочёсывали этот район со своими собаками, но они меня не нашли. В конце концов, их голоса растворились в полумраке. Тем не менее, я думала, что они сделают для меня засаду, так как я слышала другие голоса. Вскоре я поняла, что они говорят на русском, польском и на идише. И вот я вышла из болота, подняв руки вверх, как будто я сдаюсь. Я закричала, и ко мне подошли двое молодых евреев. Они спросили меня о моей истории, и я рассказала им много деталей обо мне. Они дали мне сухие брюки, рубашку, сапоги и немного еды. Затем они отвели меня с собой на базу, которая была полностью разрушена. Тела партизанских бойцов были разбросаны, как сломанные куклы.

Выжившие партизаны переехали на новое место в лесу. Мой брат Элиягу готовил взрывчатку, и произошла ошибка. Все в подразделении погибли, но мой брат выжил, хотя и был ранен. Ему удалось выжить, так как наш брат Майкл нашёл его и отнёс его окровавленное тело в безопасное место в лесу. Я ухаживала за ним, пока он не поправился. Я больше не видела свою двенадцатилетнюю сестру Рахель (Вашка). Вероятно, её убили во время нашего побега через лес.

К 1944 году нацисты начали отступать, и Красная Армия захватила это район. Война закончилась. Мы вышли из леса и спросили друг друга: «Куда нам идти? Мы собираемся найти ещё других выживших? Никто нас не ждёт. Для чего мы выжили?». Мой брат Элиягу был отправлен Красной Армией в Россию, чтобы служить в Советской армии, а мой другой брат Майкл продолжил воевать на фронте, сражаясь вместе с Красной Армией против нацистских армий. Он был убит в Белостоке.

Я отправилась к Штетлу Воложин, и там я встретила других евреев, которые выжили. Мы все чувствовали себя безопаснее вместе. Я была вдали от своего оставшегося брата, и я решила покинуть этот район и попытаться добраться до земли Израиля. Я пересекла Польскую границу и путешествовала по всей Европе, в горах Чехословакии, Австрии, в Италии и весь путь, был полон препятствиями. Мы должны были подделывать документы, удостоверяющие личность, для всех пограничных пунктов. Мы замерзали на снегу и пересекли бесчисленные озёра и горы, пока не достигли лагеря Риволи в Италии. В этом лагере поселились многие пережившие Холокост в подготовке к иммиграции на землю Израиля. Мой брат Элиягу также приехал сюда из Советского Союза. Я работала учителем в школе Гиолар, и там я познакомилась с Моше Абрамовичем. Он также был жертвой Холокоста и героическим партизаном. Он приехал туда из Штетла Косово.

Мы встретились, потому что он был музыкантом, и мне была нужна его помощь для празднования Хануки. Вместе мы организовали хор. Моше играл на трубе в лагере, и у нас было много общего. Мы оба были членами сионистского движения «Бейтар», и мы преподавали иврит беженцам. Моше содержал себя, выполняя бухгалтерскую работу. Мы влюбились и поженились в лагере Риволи.

Мы также принимали участие в протесте против англичан, которые не разрешали беженцам въезжать на землю Израиля. Мы были готовы иммигрировать незаконно на лодке Шабтай Лузински (эта лодка перевозила 823 евреев в Палестину). При посадке они быстро смешались с местными евреями, и в результате этой путаницы британцы включали 350 палестинских евреев в число 800 «нелегальных иммигрантов», которые они позже депортировали на Кипр. Но в последнюю минуту мы решили не плыть. Это было удачное решение, так как это судно было позже затоплено англичанами. Ещё одно судно, которое мы рассматривали, было Альталена (маленький корабль, который прибыл с побережья Израиля в середине войны 1948 года, где была группа людей и оружие иргунов), но когда мы услышали, что лодка перевозит также контрабандное оружие, мы решили не рисковать. Мы решили подождать, чтобы иммигрировать на законных основаниях.

Моше играет в лагере беженцев в Риволи в Италии

Моше Абрамович сидит слева с трубой

Яфа и Моше Абрамович в лагере беженцев Риволи в Италии

Летом 1949 года, через год после того, как Израиль был объявлен независимым государством, мы смогли уйти с лодкой «Азмаутн» («независимость»). Мы прибыли в Израиль 27 июля 1949 года с большими надеждами на новую жизнь в новой стране. Мы построили дом в городе Кфар-Саба. Здесь у нас было двое детей, Гэри и Двора. Я преподавала в детском саду в Кфар-Сабе, и я любила свою работу. Заботиться о детях было радостью в моей жизни. Это было очень счастливое время после всех мук и пыток, которые я пережила. Я не могла поверить в трудные времена, что однажды у меня будет семья. Из сорока восьми членов моей большой семьи только один брат и я выжили.

Пожилая и молодая Яфа в саду

Яфа и Моше Абрамович на свадьбе дочери Дворы

Моше Абрамович получает награду от Эггеда

Яфа и Моше Абрамович работают на земле Израиля

Двора Лидский (Лидски, Лицки, Лицкий) — мать Яфы

Двора Лидски родилась в 1884 году в городе Городок, Польша. Родители: Элиаху Залман Гуревич и Хана Сара. Бакалейщица. Замужем. До Второй мировой войны она жила в Городке, Польша и здесь же погибла. Эта информация основана на листе свидетельских показаний, представленный 26/01/1957 её сыном Элиягу, который пережил войну в качестве партизана, а затем встретился со своей сестрой в Италии, прежде чем отправиться в Израиль в 1948 году

Иосиф (Йозеф) Лидский (Лидски, Лицки, Лицкий) — отец Яфы

Йозеф Лидски родился в 1888 году в Лиде, Польша, в Хейну. Он был учителем и был женат. До войны и во время войны жил в городе Городок, Польша. Йозеф погиб в Городке в 1943 году.

Майкл (Михайл, Михаэль) Лидский (Лидски, Лицки, Лицкий) — Брат Яфы

Майкл Лицкий родился в Городке, Польша, в 1917 (1916) году. Родители: Иосиф и Двора. Он был студентом и был женат (холост). До Второй мировой войны и во время войны жил в Городке, Польша. Майкл был партизаном и погиб в Белостоке.

Шауль Лидский (Лидски, Лицки, Лицкий) — Брат Яфы

Шауль Лицкий родился в Городке, Польша.Родители: Иосиф и Двора. Он был учащимся и остался синглом. Место жительства до войны: Городок, Польша. Шауль погиб в ШОА — он попытался сбежать в Россию, когда началась война, но позже погиб от взрывчатки.

Рахель (Риша) Лидский (Лидски, Лицки, Лицкий) — Сестра Яфы

Рахель (Риша) Лицкая родилась в Городке, Польша. Родители: Иосиф и Двора. Она была ученицей. Ей было двенадцать лет, когда она была убита немцами в бильских лесах под Воложином, вместе с партизанами. Место жительства до войны: Городок, Польша.

Фото предоставлены внучкой Яфы Ayelet Dayan и взяты с сайта Яд ва-Шем

Ссылка источника